открыточка для Хемуля

незаконченное по Сильмариллиону.
Варда, Манвэ и Мелькор.
нолдоры, топающие через равнину к озеру Митрим и дальше, сейчас на стадии разработки.

Санса-Пес. один из любимых пейрингов по Песне Льда и Пламени.
музыкальное сопровождение к рисунку: Саруман - Санса

и косоглазый викинг.

* за исключением сирен, утаскивавших моряков ради забавы (а по версии отвратительной четвертой части ПКМ ради "пожрать") я не помню тварей, которые делали бы это из мести. я вообще не припомню, чтобы в фольклоре русалки кого-то на дно утаскивали не по причине, что этот кто-то им сильно-сильно понравился.
так что я имею наглость считать свою наркоманию своего рода нововведением.
конец, кажется, совсем слит. в сторону сопли-слюни-вселенскаяпечаль.

Eiluned | Эйлинед
некогда человек, ныне русалка
как и положено, занимается преимущественно тем, что заманивает смертных в воду, а затем утаскивает на дно.

в кругу семьи и друзей звалась ласково Эйли, теперь имя, пожалуй, только в семье и помнят
смертные из деревень, у озера расположенных, называют речной ведьмой, женой водяного, рыбьей тварью и банально русалкой.

в одиннадцатый день весный родилась
в разгар лета в возрасте 16-ти лет была убита
переродилась русалкой, на обретение материальной формы ушло несколько лет
31 год в общем и целом существует.

рост: 170 см
вес: 45 кг, не от худобы, а от того, что нечисть
отличительные черты:
- как человека: серо-зеленые глаза, темно-русые, густые, вьющиеся волосы длинной до пояса; красивые кисти и ступни тонкая талия, фигура в целом отличается хрупкостью (запястья худые, коленки острые, ключицы торчат, плечи чуть угловатые); считалась не самой красивой, но по-своему очаровательной;
- как нечисти: прохладная мягкая кожа, бледная, на груди и бедрах вены просвечивют; кровь почти бесцветная, по консистенции похожа на воду, что в принципе от правды недалеко. на запястьях и шее еле заметные следы синяков. по сравнению с человеческой внешностью черты лица чуть сгладились, стали мягче, красивее, из фигуры исчезла подростковая угловатость, девушка стала немного выше.

***
История Эйлинед делится на две части как на две главы, в первой она, улыбчивая, солнечная, живая, обнимает родителей, вяжет косы из лука на зиму, плетет сеточки для рыбы и поет колыбельные младшеньким брату с сестричкой; во второй она все еще улыбается, но свет солнца уже больно бьет по глазам, и его золоту Эйлинед преподчитает лунное серебро, её обнимает лишь озеро, она обнимает бродяг, разбойников и деревенских парней, утаскивая их за собой на дно, во второй главе в её сердце ненависть, неподдельная злоба, от которой кровь закипает даже будучи холодной. Одна глава от другой отделена смертью как тонкой линией, прерванная жизнь как разорванная страница, книга, части которой никто не способен соотнести и понять, что все связано, что русалка, забирающая мужчин, и девушка, чье тело в озеро бросили пятнадцать лет назад, одно целое.

Эйлинед смеется и внимательно смотрит под ноги, каждый шаг в зарослях ежевики дается с боем, зато в награду целая горсть ягод: лето выдалось жарким, ежевика поспела раньше обычного, и черных ягод набралось уже полкороба, что прикреплен к спине Эймунда. Брат несет и её пока пустую корзину, которая в скором времени обещает оказаться до краев заполненной; Эйлинед, наметанным глазом оценивая количество ежевичных кустиков, щедро одаренных сочными ягодами, уверена, что они с братом успеют вернуться домой к ужину. Дома ждет мать и братишка с сестренкой, двое старших братьев с отцом ушли на охоту; Эймунд порывался идти с ними - отец не взял, сослался на то, что в доме должен остаться мужчина, пусть даже четырнадцатилетний. Эймунд с утра еще дулся на отца, потом на Эйлинед, острую на язык и заметившую, что дуться - это совсем не по-мужски. К полудню брат успокоился, даже выстругал младшеньким по деревянной коняшке, шеи которых сейчас шлифует, сидя на старом пне, пока Эйли вкруг него по полянке бегает, собирает сочное лакомство.
Эймунду нет и пятнадцати, а в его руках из дерева всегда чудо рождается, Эймунду нет и пятнадцати, но голос, распевающий веселые песни - услышь Рагнейд сына, оттрепала бы за уши, да подзатыльник добавила, и впредь не пускала бы близко к отцовским друзьям по службе - голос Эймунда уже хриплый, но пока еще не такой низкий, как у отца и старших братьев.
Эйлинед убирает за ухо выбившуюся из узла на затылке прядь, Эйлинед закатывает рукава, чтобы не мешались, Эйлинед смеется - она знает, откуда брату известно то, что он сейчас поет, они вместе со старшими братьями тайком пробирались по чердаку к общей комнате, где отец с друзьями, глотнув пива, вспоминали наемничью молодость да разных господ, и пели такое, на что невозмутимая Рагнейд, усмехаясь, качала головой, а четверо старших детей утыкались лицом в солому и собственные колени, чтобы не рассмеяться в голос, держались друг за друга, чтобы не свалиться с чердака прямо на стол к взрослым мужчинам.
Друзья отца - большей частью наемники, кто-то в прошлом, кто-то и поныне, сам отец тоже когда-то им был, прошлого своего не скрывал, рассказывал, что нанимался в охрану и в следопыты, разным людям служил и плохим, и очень плохим, пока один господин не предложил ему вроде бы постоянную службу, Эйстейна на пять лет хватило, а потом понял, что больше не хочет по миру за кем-то таскаться, мечом за других махать, расчитался с господином и ушел, забрав с собой северянку из пленных, что была после одного из сражений ему отдана в услужение. Эйстейну было на тот момент тридцать два, северянке Рагнейд - девятнадцать, Эйяру, под сердцем матери росшим - шесть месяцев. Первенец родился уже в семье полноценной, в доме на окраине крупной деревни, расположенной недалеко от широкого тракта и славящейся летними ярмарками. О прошлом отца в деревне знали, и от того особой любви к нему не питали, однако умение его к некоторых областях не признавать не могли:  Эйнстейн по свету немало ходил и немало видел, разбирался во всех ремеслах понемногу - прежняя работенка обязывала, но в деревне занимался преимущественно охотой, торговал и дичью, и мехом, часть выменивал за них уже выделанную кожу и сам делал ножны, дорожные сумы, ремни - заработка большого дело не приносило, жили Эйстейн, Рагнейд и их дети небогато, но денег хватало, чтобы в семье, год от года разраставшейся, все сытно ели и зимой носили добротные теплые куртки из дубленой кожи, а не жались, озябшие, в потрепанных тулупах, к очагу.
Эйлинед не на что жаловаться. Её, третью по старшинству, первую девочку после двух сыновей, Эйяра и Эйлака, в семье любят, пусть и проявляется эта любовь не слишком ярко. Рагнейд, выросшая на севере, строгая и к себе, и к другим, женщина не слишком чувствительная, к нежностям не склонная, отец, человек закаленный битвами, не умеет толком заботу проявлять, по волосам потреплет младшеньких, да может посадит на колени редким зимним вечером, старшим лишь улыбнется, взрослые ведь уже, весной следующей Эйяр женится, дочь кузнеца ему по душе, а Эйлинед замуж выдадут, отец жениха подберет; Эйлинед отцу доверяет и думать не думает, что жизнь её иначе сложиться может. Эйлинед нравится, как старшие братья треплют ласково по волосам, зовут маленькой - ей ведь замуж пора, а она, как в детстве далеком, достает им лишь до плеча - как шутят и подкалывают, беззаботно, но осторожно, знают, что на язык Эйлинед остра как батюшка и ответить им может; нравится, как младшенькие погодки, Эйфред и Эйфрид, виснут на шее, хвостиком ходят по двору и жмутся к боку поздним вечером, когда за окном темнеет; нравится, как мать что-то объясняет, учит заготовки на зиму делать и совету дает к замужеству будущему, Эйлинед матерью восхищается, её осанкой и поворотом головы, умением говорить с мужем и принимать гостей; все говорят, что Эйлинед на Рагнейд похожа, только красота её льдом не скована, красота Эйлинед не такая явная, не отшлифованная, Эйлинед в силу возраста - собрание маленьких несовершенств, рядом с матерью как щенок рядом с волчицей, и все же в щенке, за улыбками, веселыми оскалами, шутливыми словами-укусами, что-то стальное проскальзывает, как в характере, так и во внешности.
При пухлых губах и по-детски торчащих клюцичах, глаза Эйлинед не изумрудная листва лета, волосы не золото осени, кожа не солнцем расцелована: в глазах Эйлинед первые заморозки, трава, теряющая оттенок, в волосах кора деревьев, темная на фоне снега, снегом служит кожа, выбеленная как лен, как чашки из светлой глины, что приезжие купцы продавали на летних ярмарках, и, пока деревенские девчонки бегали с бронзовыми плечами, кожа Эйлинед оставалась бледной, никакой загар не брал её, только бледная россыпь веснушек с первой листвой на деревьях появлялась и держалась до октября.
Эйлинед, как вода податливая, вежливая, воспитанная, выполняющая любое указание матери, не даст в обиду ни себя, ни кого-то из близких, развлечет беседой и остроумными ответами друзей отца, и смутить себя не позволит, не опустит глаза в пол от чересчур откровенной шутки. Эйлинед упрет руки в боки и погрозит пальцем напроказничавшим братьям, ругать не станет, первое, чему Рагнейд детей учила - терпению, а потом сдержанности, а после - умению держать язык за зубами и выразительно молчать, по мнению матери, болтовня - пустая трата времени, может, от этого не любили Рагнейд падкие на сплетни соседки, а, может, просто завидовали красоте. Эйлинед учится быстро, не болтает зря и старается открывать рот лишь по делу, по крайней мере в присуствии матери, а так, она и младшеньким сказку на ночь расскажет, и у старших братьев подробности последней охоты выведает.
Эйлинед не на что жаловаться, предопределенность судьбы её не печалит, она верит, что жизнь её счастливой звездой отмечена, ей же так повезло при рождении, с родителями, с братьями, Эйлинед верит, что ей повезет и с мужем, она знает, что особенная, что с ролью ей отведенной справится, не опозорит ни мать, ни отца.
Эйлинед смеется, когда из леса выходят трое, прячет улыбку, когда они подходят ближе, делает шаг назад, к поднявшемуся с пня брату.

мать: Рагнейд, дочь Рагнвальда
отец: Эйстейн, сын Арнстейна
старшие братья: Эйяр, 21 год и Эйлак, 19 лет
младшие братья: Эймунд, 14 лет и Эйфред, 7 лет
сестренка: Эйфрид, 6 лет

Свою жизнь Эйлинед помнит смутно, были люди, была деревня и дом деревянный, кажется, еще сарай и пристройка - мастерская отца, были братья и сестренка, или их было две, Эйлинед не уверена, лица родных в памяти смазаны, имена стерты, как если бы были выведены чернилами на пергаменте, а пергамент залило водой, чернила расплылись и за много лет выцвели.
Свою смерть Эйлинед помнит лучше, были люди, их было трое, был паренек лет пятнадцати, темноволосый и такой порывистый, она считала его братом; странный разговор, два меча, кинжал и охотничий нож, опрокинутый кузовок, темные ягоды, по земле рассыпавшиеся, и отброшенная в сторону корзина, много возьни и шума, но какая разница - в глухом-то лесу, в получасе торопливой хотьбы от деревни. Охотничий нож оставил на бедре глубокую царапин, милосердная рукоять меча - ссадину над ухом паренька, тут же рухнувшего в заросли ежевики, грубые руки - следы на шее и запастьях Эйлинед.
Своих криков о помощи и просьб о пощаде Эйлинед не помнит вовсе, она склонна считать, что их не было, зато ногти, в чужую плоть впившиеся, в память врезались - не вытравить, не выжечь, как укусы в ответ на грубые поцелуи, как пьяный смех и голоса, охрипшие от вина и песен, как собственную боль, пробивающую дорогу к сознанию сквозь липкий туман.
Эйлинед помнит мальчика, того самого, что ударили рукоятью - меч оказался праведнее хозяина, попытался уберечь невинного - ему первая же попытка подняться обошлась стальным поцелуем, кинжалом, небрежно коснувшимся шеи, потоками крови по зеленой листве. По щекам текли слезы, превращались в реки с соленой водой, им бы стать океанами, но воды не хватало в глазах.

В озеро её бросили еще живую, выплыть к поверхности, глотнуть воздуха - не хватило сил. Тело унесла река, следом за телом брата, но душа в озере только одна осталась.
Счет времени был потерян, дни и ночи сменяли друг друга, времена года менялись, и не раз, пока белесый дух становился полупрозрачным, проступали размытыми пятнами следы прошлой жизни, вода превращалась и в плоть, и в кожу, и в кровь.

Лица своих мучитилей Эйлинед видит перед собой и с открытыми глазми, лица мучитилей видятся Эйлинед в каждом, кто на её красоту польстился. В Эйлинед живет нерастраченная ярость, жажда мести и отмщения, за свою обращенную в воду жизнь она забирает чужие; в Эйлинед живет чудовище, древнее, дикое, повинующееся первобытным инстинктам, не поддающееся контролю, чудовище прячется в грудной клетке, под ребрами, в животе, зрачках и ладонях, вьет себе уютное гнездо в волосах, шепчет на ухо каждую ночь, доводит до ручки, до точки кипение, неизменно приводит на берег, где Эйлинед кормит чудовище с рук.

Эйлинед страшно. Она помнит множество мелких деталей, но не может понять, к чему они относятся, что делает в её воспоминаниях медвежья шкура, голубые глаза и теплое, пахнущее малиной и запекшейся кровью плечо, почему она не трогает русоволосых детей, хотя те согласны по доброй воле уйти за ней под воду, лишь бы она им пела и вплетала в волосы водяные лилии.
Эйлинед страшно. Она боится своих возможностей, своей памяти и своего прошлого.
Эйлинед страшно. Она не думает, что справится с самой собой, она все больше поет, стараясь как-то отвлечь память от попыток воспроизвести события пятнадцатилетней давности, она все больше поет, стараясь усыпить в себе чудовище, сохранить контроль.
Эйлинед страшно. Она не понимает, что чудовище не просто смотрит на неё из водной глади, не просто выглядывает наружу лунными ночами, не понимает, что чудовище и она неотделимы, что они одно.
Эйлинед страшно. Она прячется в камышах и среди водяных лилий, в водорослях на дне и в печально опущенных ветвях плакучих ив, прячется в загубленных жизнях, топит неосторожных в озере, топит в их крови свою человечность, по кусочкам отрекается от себя.
Она все еще помнит многое, но свое имя Эйлинед вспоминает в трудом.

                   

- хорошо танцует;
- красиво поет; пением, да и просто речью, способна ввести смертного в состояние транса;
- знает множество колыбельных;
- плетет венки, умеет плести косы, но после смерти почти никому не заплетает ввиду особенностей общения с людьми, свои волосы не заплетает в принципе, русалка же;
- прячет на дне два серебрянных оберега в виде коньков, что с шей трупов были сняты и в озеро следом брошены.
- на людях появляется преимущественно голой.
- до сих пор млеет от запаха варенья из голубики.

*в ожидании Assassin's Creed 4. в пару пьянейшему каперу-ассассину Эдварду. собственно, вторая его жена. (это в принципе почти все, что мне известно из канона, так что, если есть знатоки и любители - не кидайтесь в меня камнями, это больно, а я просто хорошего друга хотела порадовать.)
вольная вариация, вероятно, с жуткими сюжетными косяками, за которые уже стыдно.

Tessa Amarant | Тесса Амарант
наемница: дознаватель, воровка, убийца.
известна как Амарант. пол общественности неизвестен. часть заказов принимает анонимно, по возможности старается не разрушать легенды и предположения, которыми обрастает её образ.
постоянные заказчики могут обращаться Мариэ, и они всерьез думают, что это её настоящее имя.
имеет привычку представляться Ицли-Мариэ Ллайт (Itzli — ацтекский бог каменного ножа и жертвоприношений, llaith с валлийского - "смерть") тем клиентам, которым точно не жить. для остальных имена постоянно меняет, три последние: Наоки, Леа, Шайани. влияние этники сохраняется неизменно.
возможность называть Тессой, как и само знание имени, дарована выжившим единицам, то есть друзьям. им же позволено сокращать до Теа. иногда. в исключительно трогательные моменты уединения.
настоящая фамилия - Кинлайт (Cynllaith) - известна так же единицам.
полное имя - Тирéса (Toiréasa) - неведомо никому из ныне живущих. очевидно, что не используется и давно забыто.

рост: 171 см
вес: 30 кг ловкости, 20 грациозности и 8 секса.
отличительные черты: хамелеон.
- глаза от природы меняют цвет в зависимости от освещения, большую часть времени пребывают в зеленой гамме. чаще цвет меняется на серый(как правило в свете свечей/камина), реже на голубой, крайне редко на синий; яркое солнце порождает вкруг зрачка желтый ореол, в принципе он есть всегда, просто из-за расширенных зрачков не виден.
- волосы темно-русые, густые волосы длинной до пояса; всегда знает, где раздобыть парик, а в случае крайней нужды и свои волосы перекрасит, а то и вовсе расстанется; жизнь важнее.
- тонкие и длинные пальцы как на руках, так и на ногах; острые локти и коленки.
- фигура - песочные часы, талия без корсета 56 см.
- ряд татуировок. на спине (низ и верх), правом предплечье(воля/смелость/решительность), и левой части тела: на лопатке(Да убояться тебя твои враги, да пребудут с тобой все богатства твои, красота твоя сравнится с Апсарой, и да защитит он тебя, где бы ты ни был.), плече (координаты смерти личных врагов; не завершена), предплечье (Молитва за диких сердцем, которых держат в клетках).
- три шрама. правая сторона грудной клетки - тонкая полоса вдоль ребер, и такая же полоса на внутренней стороне плеча, получены при пропущенном по неопытности ударе. третий шрам - изрезанная кожа на ключице, след оставшийся от содранной татуировки.
- клеймо осужденной на каторгу - лилия на правом плече. да будут прокляты все французы.

***
Имя Тессы - шипение, имя Тессы - змеиный яд на языке и в крови. Имя Тессы стоит только услышать, а зараза уже расползлась по венам, проникла в каждую клеточку и затаилась, чтобы принести скорую смерть. Имя Тессы, настоящее имя - тайна, которую лучше не знать, куда лучше не лезть, как не тянуло бы любопытство, не убеждал Морской Дьявол.

Тесса.
Мать качала её на руках, крохотный, завернутый в одеяло кусок нежной розовой плоти, пела колыбельные и шептала на ухо своей милой Тессе, что мир вокруг прекрасен и ей нужно только чуть-чуть подрасти, чтобы это понять, а пока пусть поверит и перестанет плакать.
Мать была по-своему очаровательной женщиной, дочерью ацтекской рабыни и французского капера, который погиб прежде, чем успел выкупить близких, хотя какое-то время они и жили вместе с позволения рабовладельца. Матери Тессы было семь, она видела отца, по большому счету, всего четыре раза, четыре раза по полгода, могло быть и больше, если бы он не умер во время очередного плавания, а близкие так и остались рабами, обращались с ними из-за ацтекской крови плохо, но все же лучше, чем с негритянками - боялись проклятия индианки, за которой тянулась ведьмовская репутация. Хозяин требовал мать Тессы к себе в спальню, выбора у девушки не было, повторялось требование не единожды, но вскоре хозяин разорился, лишился дома, рабов тоже был вынужден распродать, ведьму никто покупать не захотел, её заклеймили, будто мало было проколов на лице и татуировок по всему телу, и дали вольную, а мать Тессы продали человеку, на которого, нанявшись кузнецом, работал отец её будущего ребенка. В отец Тессы ирландская кровь смешалась с голладнской в равных пропорциях, отец Тессы родился где-то в северных американских землях, куда сослали его родителя за то, что не угодил британцам и их правительству.
Отец Тессы оказался человеком чуть более удачливым, чем её дед, чем оба её деда: его никуда не ссылали с карибских островов и он сумел выкупить Тессу, не сумел - жену, не успел, как и французский дедушка, подзватил лихорадку и за две недели сгорел изнутри дотла. Тесса с матерью остались одни в портовом городке, Тессе было десять, она бегала босая по улицам, в раздранной рубашке и дралась как мальчишка, и платила за драки то разбитой губой, то синяком на скуле, но не жаловалась, терпела, а мать продолжала петь ей колыбельные перед сном и шептала, обжигая горячим дыханием ухо, что все обязательно будет хорошо. Мать продолжала служить господину, изредка навещала бабушку, поселившейся в хижине в ближайшем лесу; там, в хижине, большую часть времени теперь проводила Тесса, слушая бормотание старушки о богах и старых преданиях, о животных, растениях и сотворении мира.

Фанни.
Тессу поймали за руку.
Она возвращалась к матери, думала, очередной пьянчужка - ничего особенного, таких всегда полно, горланящих песни, выплевывающих проклятья, бормочущих что-то невнятное себе под нос, размахивающих опустевшей бутылкой и шатающихся, как будто они в открытом невидимом море.
Тессу поймали за руку. Цепкие пальцы девчачье запястье зажали в железные тиски - не вырваться. Грубая ладонь, пахнущая алкоголем, солью и фонаным маслом, зажала рот, хриплый голос шептал, чтобы не смела кусаться, шептал, что все будет хорошо. Если, конечно, она тоже будет хорошей.
Тессу нельзя было ловить за руку, только не Тессу, не свободолюбивую Тессу, тут же попытавшуюся вырваться, укусить нападавшего, ударить по мужскому достоинству - ноющая боль в затылке следующим утром утверждала, что попытки обернулись полным провалом, а затылок встретился с чем-то тяжелым, возможно, тем же фонарем.
Тессу поймали за руку, закинули в трюм, заковали, как слишком буйную, её, одиннадцатилетнюю, приковали вместе с темнокожими гигантами и пообещали в следующий раз выбить зубы. Тесса оскалилась, но смолчала, и продолжала молчать несколько дней, пока не вывели её из трюма, не спустили с корабля по трапу, не привели на берег.
Тессу поймали за руку и продали в бордель.
Имя из-за крови и непохожейсти её дали новое, как насмешку над происхождением, как абсолютную насмешку над ней самой. Тессу, нет, уже Фанни, в которой не было ничего веселого и смешного, которая так редко улыбалась и так старательно училась грубить и выпускать иголки, пытались превратить из колючего морского ежа в прекрасную морскую звездочку - владелица борделя старалась, прикладывала усилия, она в этом озлобленном ребенке видела заранее ту красоту, что проявится в будущем; владелица борделя знала толк в своей работе и запасалась терпением.
Фанни сдалась.
Фанни сдалась, ей выбили знак принадлежности на ключице, а Тесса спряталась подальше от такого унижения.
Фанни училась танцевать, расставаясь с одеждой, и бедрами восьмерки выделывать так, чтобы у мужчин слюни капали на брюки, чтобы они забывали про эль и похабные шуточки. Фанни улыбалась тогда, когда это было необходимо, тогда, когда это было выгодно, Фанни играла спектакли на собственном лице. Фанни училась доставлять удовольствие, физическое и эстетическое, Фанни была маленьким секретом, для владелицы борделя она была тем золотым самородком, что так стремятся найти все, приехавшие в Америку, Южную или Северную - значения не имеет, цель у всех одна - золото, и любой ценой. Пусть даже потом, пусть кровью, пусть сломанной жизнью других людей.
А у Фанни первый мужчина - в тринадцать лет, первый заработок и тут же потеря любой надежды на освобождение до старости, до того момента, как станет ненужной, превратится в высохшую оболочку; первое появление в общих рядах и слишком большой успех. Свежее мясо, новая кровь, пухлые губы и дикие глаза.
Фанни делала то, чего от неё ждали, что требовали, давала то, что хотели, но Тесса... Тесса ждала, ждала свой счастливый случай, свой золотой самородок.
Тесса сбежала из борделя в пятнадцать: проткнула кинжалом уснувшую на её кровати храпящую свинью, забрала его одежду и вышла сонным утром, никем не замеченная. Только долго скрываться не удалось, нашли, опознали по татуировке на ключице, поймали и вернули.
Инцидент с убитым клиентом не прошел незамеченным, как ни старались его замять. Слухи, как вода, просачиваются во все щели, так и о бегстве Тессы услышали, услышали и пришли посмотреть, и попробовать, и будто случайно оставили шпагу в комнате и уснули. Уснул. Темноволосый хорошосложенный мужчина, спящий - он почти нравился Тессе, а вот пока бодрствовал, пока залезал на неё - вызывал лишь отвращение. Тесса без раздумий вынула клинок из ножен, но заколебалась, когда подошла к спящему, сомнение чуть не стоило ей жизни - мужчина вскочил и отточенным движением отобрал у неё оружие. Девушку спасло какое-то внутреннее чутье, она успела пригнуться - и после, какое-то время, они боролись, и бой был изначально неравным: он опытен и вооружен, она - пятнадцатилетняя мечтательница, схватившася за подсвечник. Это длилось меньше минуты - все нелепые попытки отражать удары и нападать самой - а после он рассмеялся, представился как Грегори и отложил шпагу. Он обещал забрать её, и был, кажется, даже рад, что Тесса попыталась его убить. Позже, когда все встало на свои места, стало ясно почему: он проверял, и она прошла проверку.
Грегори обещал забрать - и выполнил обещание. Явился буквально через пару дней вместе с юношей, обпоил охранника ромом и вывел девушку, закутанную в плащ с капюшоном, под видом своего юного друга. Сам друг вернулся позже, довольный как черт, и рассказал, как перебесились все в борделе, что Фанни опять исчезла.
Фанни навсегда исчезла. Ножом изрезала ключицу, вытравила татуировку и канула в Лету.

Безымянная.
Тесса не вернулась.
Тессе нельзя было возвращаться.
У той, что когда-то отзывалась на ласковое материнское Тесса, теперь каждый день были новые имена, она вытаскивала их из большой коробки, иногда это были Анна и Мария, иногда Вино. Шлюха, Рапира, Выродок. Имена, предметы, явления, ругательства, иногда географические названия - все, что теоретически могло попасть в голову, в итоге попадало в коробку с именами. Девушку приучали к тому, что имя еще ничего не значит, что её прошлое ничего не значит, что она может творить свою судьбу сама, и кем быть - тоже пусть решает сама. Шлюха или убийца - милая, выбирай.
Грегори улыбался, глядя на то, как она поднимает тренировочный клинок в пола, слизывает кровь с разбитых костяшек и плотно сжимает губы. Девушка-без-имени выбирала теневой путь, путь пустоты.

Грегори на самом деле звали Генри, во всяком случае, там считали его приближенные, он был вором и отличным убийцей, основателем собственного никем не признанного ордена, первооткрыватель портовых городов и заработков на чужой личной почте. Генри учил её и еще нескольких ребят, подобранных так же в беспросветных дырах Вселенной, вытащенных из подвалов и грязных углов, спасенных от плахи и виселицы; он начал набирать учеников, когда перестал успевать в одиночку выполнять все получаемые заказы. Он учил их владеть оружием, проимущественно холодным, он учил их владеть собой. Их в начале было семеро, Тесса из них - шестая; в конце осталось трое. Четверо не прошли испытание: двое погибли во время пробного задания, один пытался бежать - клинок Генри легко вошел в его горло, еще один - нашел себе применение в канцелярских делах, он получал заказы, писал письма и договаривался о цене, он же нередко и получал плату. Дело Генри развивалось, Генри был доволен своими трудами, все больше отправлял на задания учеников, немного реже брался за них сам, считал, что планы вопротились в жизнь.
А Тессе было на это плевать, а Тесса влюбилась.
Безымянная Тесса влюбилась в создателя, в учителя, в человека, отстроившего мир заново, давшего все, ставшего всем. Он в ответ ничего не мог дать, он ничего не чувствовал, кроме, пожалуй, почти отеческой заботы, Безымянная - его творение, его дитя, его дочь; и был в таком отношении определенно прав - все равно у них ничего бы не вышло. Она, даже в свои семнадцать, оказалась слишком амбициозна, а он не привык прыгать выше своей головы.
Закончилось все против их воли. Закончилось все - смертью Генри, лезвием кинжала, одиннадцать раз входившим в плоть. Тесса долго потом искала виноватых, только исправить хоть что-нибудь уже было нельзя, с того света люди не возвращаются, с того света возвращаются только бледные тени, шепчущие в ночи, касающиеся щек во снах, но это все было позже, а тогда был заговор, был предатель, другой ученик, на пять лет старше Тессы; кто-то со стороны вмешался, Генри не угодил многим - попробуй угадай кто. А предателю вспороли брюхо, второго ученика убили нападавшие, а Тесса была в другом конце Каракаса - на тот момент они жили в этом городе - и никак не могла помочь, даже не знала о происходящем. А вернувшсь обнаружила с десяток трупов и окровавленного, но живого Генри. Он был ранен, но только отмахивался от уговоров Тессы, обеспокоенно твердившей, что им нужно бежать, Генри считал, что должен закончить начатое, выполнить задание и отомстить за потерянного ученика заодно. Раны помешали, он потерял слишком много крови, руки предали его, едва не выронив оружие - а дальше кинжал и море, заботливо принявшее изувеченное тело. Его выловили потом рыбаки, Тесса - похоронила, но так и не смогла оплакать; отказалась ото всех имен, сбежала, моталась по свету, по проверенным клиентам, старалась жить, как учил Генри, получалось отвратительно; планы мести разъедали душу.
Она меняла имена чаще, чем места проживания, придумывала себе красочные истории, заменяла вполне реальное прошлое пустыми словами, опускала глаза, улыбалась грустно - а ей верили, ей доверяли. Она скалилась, осторожно вынимая стилет из ножен, и шипела что-то разъяренно на ухо, рассекая лезвием сонную артерию.
За ней след тянулся кровавым шлейфом, а она бежала вперед, не оглядываясь на собак пущенных в погоню, жалких ищеек королевских армий. Тесса бралась за любую работу, попутно верша свое собственное правосудие, то, за которое её к виселице приговорили бы, только никто не знал, чьих это рук дело, слухи ползли, но связать все преступления воедино никто не мог, даже не пытался, разные города, разные страны, разные континенты - свет старый и новый. Её объявили бы в розыск, назначили бы награду за поимку, её искали бы офицеры Французской и Испанской гвардий, если бы знали, кого искать, если бы знали, что восемнадцатилетняя девченка то тут, то там пускает людям кровь, крадет письма и чертежи, не боится риска - разве что берет в два раза выше, но всегда находились те, кто готов был платить.
Девятнадцатилетняя Тесса попалась очень глупо - была слишком увлечена, тороплива, неосторожна; слишком хотела крови и, убегая с места преступления, не успела стереть кровь с рук. Её поймали французы в марокканском порту, вновь заковали как и в одиннадцать, только уже не в трюме, а местной тюрьме. Расценили как сбежавшую - шрам на ключице говорил о многом - шлюху, убившую клиента, приговорили к каторге - заклеймили.
Девушку, представившуюся французским офицерам как Доминик из Гаваны, рабыню и дочь рабыни, спас старый друг. Друг Генри, практически его кровный брат. Только брат не пытался найти виноватых, не жаждал мести, во всяком случае так открыто, и по возможности тихо занимался своими делами - подделкой документов: завещаний, дарственных, вольных, за отдельную невероятн высокую плату - королевских помилований и каперских грамот; и приглядывал незаметно за тем, что осталось после Генри, в том числе за Тессой, вернее, той, кем она стала.
Друг Генри - фальшивый французский офицер с фальшивым приказом о переводе - вытащил её из каменной клетки, назвал настоящее имя и после того, как чуть не лишился жизни, после небольшого соревнования в том, кто лучше владеет собой, ножом для фруктов и шпилькой, после нескольких часов разговоров, бутылки вина и разделенной на двоих циновки на крыше одного из глинянных домов Агадира, стал другом Тессы, пообещавшей умерить свой интерес к заговорщикам и впредь быть более осмотрительной.

Амарант.
После смерти Генри, Тесса заказчиками, если это было неизбежно, представлялась последним данным ей именем - Мариэ, именем последнего задания, под которым о ней узнали, под которым постоянные клиенты Генри её могли запомнить. Тесса расширяла границы дозволенного, пока жизнь трепала её как дворовый пес слепого котенка за загривок; но Тесса - не котенок, Тесса- изворотливая змея. Она училась быстро и привыкала к меняющимся условиям, к новым правилам игры с легкостью, с почти детской непосредственностью; заметала следы, убегала, исчезала из поля зрения гвардейцев и не попадалась больше.
Тессу швыряло по миру как щепку, от Ирландии и до Сингапура, только она сама себе была капитаном, пусть и на крошечном корабле; она - абсолютная одиночка, и кроме пары друзей в разных концах мира, у неё никого нет. Даже из родственников никого не осталось, она искала, хорошо искала, когда пыталась разобраться с убийцами Генри. Мать умерла спустя три года после её исчезновения, бабушка протянула еще десяток, а потом её сожгли заживо вместе с хижиной испанские конкистадоры, целовавшие распятие в страхе попасть под проклятие. Не попали лишь потому, что отследить каждого Тесса попросту не смогла, а разбираться лишь с частью, не имея возможности довести дело до конца - непозволительно. Начатое должно быть логически завершено - правило номер один.
Тесса стала более осмотрительной, осторожной, приобрела известность в узких кругах, но не позволяла никому подбираться близко; с опытом выработался и особый, узнаваемый, почерк, испанцы дали ей прозвище в честь дьявольского цветка ацтеков, бесполое прозвище, под которым её и искали, и перечиляли как возможные признаки татуировки и каторжное клеймо - все, что могли вспомнить уцелевшие. Татуировки приходилось прятать, да и клеймо тоже, но Тесса продолжала делать новые и каждая значимая перемена в жизни означала новый чернильный рисунок, втравленный в кожу.

За её безымянную голову назначена награда. Тесса смотрится в зеркало и смеется, туже затягивая кожанный корсет.
Сегодня она Шайани, шлюха из Панамы, мечтающая о тепле и ласке, сегодня ей нужно очаровать и разжалобить влиятельного торговца, чтобы тот рассказал ей сказку и похвастался доказательством древней легенды. На её губах помада цвета красного вина Бордо, худые пальцы в дешевых медных кольцах, на шее деревянная расписная бусина с растрескавшейся краской. Разрезы на цветастой юбке, в складках которой спрятан стилет - до колен, пожелтевшая от времени изодранная рубаха хорошо прикрывает татуировки, но никак не грудь, туго стянутую корсетом,
Она - Шайани, шлюха из Панамы.
Она - Мариэ.
Она - Амарант.
Она - Судьба твоя.
____________________

- профессиональная шлюха и убийца;
- актриса, танцовщица, умеет бить в бубен и обращаться с кастаньетами;
- знает, что красива, и знает, как это выгодно использовать;
- играет на нервах, любопытстве и мужской слабости перед женщинами;
- свободно говорит на ацтекском, английском и испанском, бегло - на португальском, французском и голландском; пишет на английском и испанском, читает - на всех шести и немного на латыни;
- неплохо владеет шпагой, в совершенстве - кинжалом; метает ножи, дротики и отравленные иглы;
- знает несколько природных ядов, умеет их готовить и использовать, и противоядие к ним ей известно;
- разбирается в людях. жизнь - хороший учитель;
- всегда имеет при себе - мизерикорд (кинжал милосердия). остальное снаряжение без сожаления бросается и меняется при необходимости;
- из животных только свиньи в окружении. домашних любимцев нет;
- любит свои шрамы и даже клеймо, не говоря о татуировках;
- падка на символы и знаки.